Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы] - Михаил Колесов

— Ну, что же, — сказал он, протягивая руку, — будем знакомы.

Сергей взял из его рук удостоверение. Он был в замешательстве. Сказать правду о причине его опоздания он не мог, врать он не считал возможным. Но ректор ничего не спросил, и лишь давая понять, что аудиенция закончена, сказал:

— Имейте в виду на будущее, молодой человек. Если ректор назначает Вам встречу, опаздывать на неё не рекомендуется.

— Извините, Павел Алексеевич, этого больше не повторится, — сказал Сергей и вышел из кабинета, отправившись в отдел кадров сдавать свой диплом…

Учёба в аспирантуре не представляла для Сергея особых трудностей. Материала, который он привёз с Кубы, для диссертации было вполне достаточно. Конечно, он требовал основательной теоретической обработки. И поэтому основным местом пребывания Сергея стала «Салтыковка», известная в Ленинграде публичная библиотека. Здесь в её тихих читальных залах он пропадал целыми днями, перекусывая в библиотечном буфете и отдыхая в шумной курилке. Подготовка в сдаче экзаменов кандидатского минимума то же не представляла проблемы. Для интереса он даже занялся изучением французского языка. Однако, вскоре его столь «лёгкой жизни» пришел конец.

Кафедра марксизма–ленинизма, на которую попал аспирантом Сергей, была небольшой по своему преподавательскому составу и возглавлялась некоей Черновой, бывшей секретарём райкома партии, дамой амбициозной и недалёкой. Остальных преподавателей было «каждой твари по паре», то есть по учебным предметам. Единственный преподаватель по философии, доцент Малкин, не имел напарника. Так что Сергею было предложено, сначала «по совместительству», взять на себя нагрузку по философии, а к началу следующего учебного года он уже вёл занятия как полноправный преподаватель. Об его аспирантуре как бы все быстро забыли…

Первое время Сергей очень нервничал, входя в учебную аудиторию. Он ощущал себя как на сцене театра под пристальными взглядами зрителей. Но постепенно он обретал спокойствие и уверенность в себе. Психологической проблемой оставалось то обстоятельство, что преподаватель лишь на три–четыре года был старше своих студентов. Но именно это и использовал Сергей, найдя вскоре общий язык со своими сверстниками.

Вторая напасть свалилась на Сергея, когда руководство обратило внимание на его комсомольское «прошлое». Оно не могло упустить такую возможность. Для начала ему поручили «шефство» над иностранными студентами и стажёрами, используя его знание иностранных языков. Дело оказалось хлопотным.

Народный артист Серебров много гастролировал, в том числе и за рубежом. Он, вероятно, побывал во всех странах мира, где хотя бы в одном городе был концертный рояль. И после зарубежных гастролей в консерватории появлялись «Пашины птенцы»: стажёры и аспиранты из стран его пребывания. Однако в консерватории не была предусмотрена должность помощника по иностранным студентам. Учебными вопросами иностранцев занимались деканаты, а вот в повседневной жизни они были предоставлены сами себе. А здесь было немало проблем, так как многие из них русским языком не владели. Так, например, молодая семейная пара из Австралии никак не могла объяснить коменданту общежития, что кровати с панцирными сетками, давно уже применяемые в цивилизованном «западном» мире только в армии и в местах заключения, не пригодны для выполнения «супружеских обязанностей». Сергей решил эту проблему очень просто: по его просьбе плотник общежития сделал фанерный лист по размеру кровати и австралийские молодожёны были удовлетворены и чрезвычайно ему благодарны.

Так образом, Сергей оказался кем–то вроде «уполномоченного по иностранным делам». Эти обязанности он выполнял не без удовольствия, но они требовали много времени. Авторитет его возрос. И в результате через год пребывания в консерватории его выбрали секретарём Комитета комсомола. Сергей знал, что его кандидатура не была одобрена ректором, но он «прислушался» к рекомендации парткома. Каких–то особых отношений с ректором у Сергея до тех пор не было. Теперь ситуация изменилась. Он, в качестве члена Учёного совета, стал встречаться с ним чаще и время от времени слышал от него иногда нелицеприятные высказывания в свой адрес. Ректор вообще не любил хвалить кого–либо, его критика, иногда очень жёсткая, была свидетельством его внимания…

Сергей жил в общежитии консерватории на улице Зенитчиков, более известного по названию станции метро «Проспект Стачек». Это общежитие находилось почти на окраине города, у Кировского завода. В уютном общежитии, которое отличалось тем, что из его комнат всегда звучала разноинструментальная музыка, жили вместе студенты, аспиранты и молодые преподаватели. Ни для кого, кроме семейных, не было особых привилегий. Сергей жил в комнате с тремя студентами, двое из которых, «народники», были из его учебной группы. Эти талантливые ребята из глухой российской провинции по вечерам они играли в оркестре в одном из модных ресторанов на Невском проспекте. Третьим соседом Сергея был Володя Доронин, старшекурсник с композиторского отделения. Володя приехал из Минска и поступил в консерваторию по рекомендации своего учителя, известного белорусского композитора Лученка.

Володя, как композитор, увлекался так называемой «легкой музыкой», успев ещё на «Беларусь фильм» записать несколько своих композиций. Именно он подал Сергею идею о проведении в консерватории конкурса песни, на котором студенты–композиторы могли бы показать свои «малые» произведения. Однако эта идея прозвучала у него утопически: «хорошо бы…»

Дело в том, что в мире песенного жанра в это время царила жесткая конкуренция, точнее — абсолютная монополия. Композиторы–песенники, получившие в свое время признание и популярность, ревностно охраняли свои привилегии и всячески препятствовали появлению конкурентов. Для того чтобы песня была услышана, а значит официально признана, она должна была прозвучать на радио (или на телевидении), но для того, чтобы она попала на радио, композитор должен был пройти барьеры, которые далеко не каждому были по силам. Всё начиналось с профессионального аранжировщика и заканчивалось студией звукозаписи. Между ними лежала дистанция огромного размера, которую можно было преодолеть только при посредстве больших денег. Но это ещё в том случае, если повезёт с цензурой (Союза композиторов, «худсоветов», партийных «органов» и прочее). Так что, показать свою песню молодому композитору было практически нереально.

К тому же была одна проблема, которая превращала замысел конкурса песни в консерватории в авантюру. Профессор Серебряков терпеть не мог «легкую» музыку, и, прежде всего, джаз. «Я могу сыграть это задницей», — часто говорил он по этому поводу. Из–за этого у некоторых талантливых выпускников консерватории появлялись большие проблемы. Сергей пришел в консерваторию, когда из неё был уже исключён Максим Дунаевский за его увлечение джазовой музыкой. Это событие было ещё у всех на устах и усмиряло «неправоверных». Неприятности были и у вокалистов, которые пробовали себя на эстраде. Серёжа Марусин, Таня Эрастова, Таисия Калинченко — студенты Сергея, — иногда делились с ним своими «неприятностями». Ректор выставлял бескомпромиссный ультиматум: либо эстрада, либо консерватория.

Народный артист СССР Серебряков не хотел признавать, что пришло другое время, время другой музыки. И Сергей понимал, что замысел конкурса песни в консерватории столкнётся с его сопротивлением. Но неожиданно он получил поддержку от секретаря партбюро Лунина, доцента вокального отделения, и известного композитора Эдуарда Успенского. Но никто из них взять на себя инициативу не рискнул. Тогда Сергей обратился к своему «шефу», профессору Сохору, известному теоретику и социологу музыки, зная об его приятельских отношениях с Андреем Петровым, ставшим председателем Ленинградского отделения Союза композиторов. Арнольду Сокуру, который многие годы исследовал песенную культуру страны, идея конкурса понравилась, и он предложил её Петрову. Этот ход оказался удачным.

Через некоторое время ректор вызвал в свой кабинет Сергея и, не скрывая своего неудовольствия, сказал:

— Мне тут звонил Петров, — он сделал паузу, выжидая, знает ли Сергей, кто это такой.

Сергей промолчал.

— Так вот, он предлагает провести у нас конкурс песни, — опять выразительная пауза.

Сергей её не нарушил.

— Это, конечно, всё — ерунда. Но вы можете попробовать. Так сказать, по комсомольской инициативе. Поговорите с Успенским, он — в курсе. Он всё организует. А на меня не рассчитывайте. Я посмотрю, что у вас получится. Предупреждаю, чтобы конкурс не отразился на учебном процессе. Этого я не допущу…

— Всё понял, — только и сказал Сергей. — Будем думать, Павел Алексеевич.